Уловил взглядом движение на другом конце святилища. Аякс ринулся на него, и Макрон рубанул вдоль пола, целясь гладиатору в колено. Но реакция Аякса была отточена за годы, проведенные на арене, и он высоко подпрыгнул, перемахнув через Макрона и тело Карима. Пробежав еще два шага, остановился и развернулся к центуриону. Макрон перекатом встал на ноги, в устойчивую низкую стойку, держа меч сбоку, наготове. Мгновение оба не шевелились. В стенах святилища повисла тишина, нарушаемая лишь их хриплым дыханием, последними судорожными вздохами Карима и стонами Катона.

Аякс облизнул губы.

— Надо было тебе убить меня вместе с моим отцом, — проговорил он.

— Да, надо было, — пробормотал Макрон. — Это было ошибкой… которую я сейчас исправлю.

Он двинулся вперед, нанося удары мечом. Аякс отбил их, а потом контратаковал быстрой серией колющих и режущих выпадов, заставив Макрона проявить все свое мастерство владения мечом. Потом сделал шаг назад. Они снова поглядели друг на друга в меркнущем свете дня. Кровь текла из раны в боку Аякса, он чувствовал, как она теплой струйкой стекает по наружной стороне бедра. Гладиатор понимал, что скоро начнет слабеть. Кожу тронул хорошо знакомый холодок. Скоро начнет плыть в глазах. Несколько лет назад опытный наставник намертво вбил в своих учеников знание того, чем опасны ранения. Когда понимаешь, что начинаешь слабеть, надо наступать и бить как можно скорее, пока не упал посреди арены, умоляя толпу о милосердии. Аякс снова обрушил на противника вихрь ударов, звон мечей эхом отразился от стен святилища. Но он так и не смог пробить защиту римлянина. Увидел на лице Макрона удовлетворенное выражение.

Бывалый вояка заметил рану в боку гладиатора; заметил он и струйку крови, стекающую по его ноге. Они были на равных как бойцы, но сейчас время работало против Аякса. Кровопотеря скоро заставит его двигаться медленнее, и в конце концов Макрон убьет его. Отомстит.

Аякс с горечью кивнул, осознавая ситуацию.

— Ты думаешь, что победил, римлянин. Ты действительно думаешь, что можешь меня победить? Неужели думаешь, что я, Аякс, это допущу? — Он оскалился. — Пока я жив, огонь жажды восстания будет гореть в сердцах рабов повсюду. А я буду жив в их сердцах, пока ты не сможешь доказать, что я мертв. С этой точки зрения сегодня ты проиграл.

Прежде чем до Макрона дошел смысл его слов, Аякс развернулся, побежал к выходу и скрылся в сумерках.

— Вот дерьмо! — пробормотал Макрон, глянув на Катона. Ему очень хотелось поскорее помочь другу, но он ринулся вслед за Аяксом.

Гладиатор не побежал по мощеной дороге, ведущей к причалу. Он бежал по треснувшим плитам, которыми было вымощено пространство вокруг святилища, а потом по окатанным водой валунам и высокой траве. Макрон отставал, будучи ниже ростом и короче ногами. Зашуршала трава, хлеща по икрам. Аякс был футах в пятидесяти впереди, и с каждым шагом отрывался все больше. Макрон разглядел, что оконечность острова недалеко от западного берега реки, не больше полусотни шагов по открытой воде. Аякс уже бежал через камыши, его сандалии плескали по мутной воде. Когда Макрон добрался до камышей, гладиатор уже шел по пояс в воде, выбираясь на просторы Нила. Оглянувшись назад, улыбнулся, убедившись, что Макрон отстал. Выйдя из камышей, бросил меч и поплыл поперек течения.

Макрон остановился в воде, доходящей ему до лодыжек и плещущейся между камышей. Лихорадочно расстегнул ремешки, снял через голову доспех и отбросил его в сторону. И тут услышал громкий шелест камышей в стороне, а потом плеск массивного тела, плюхнувшегося в воду. Темный силуэт быстро двинулся от камышей наперерез Аяксу.

В последнее мгновение бунтовщик обернулся и увидел немигающие глаза крокодила по бокам его покрытой грубой ребристой чешуей головы. Потом его взгляд упал на Макрона.

— Нет! Нет!!! — заорал он.

Его голова резко дернулась вперед, руки взметнулись из воды, болтаясь из стороны в сторону. Он пытался бить ими по голове чудовищу, которое сжало его мощными челюстями, усеянными острыми кривыми зубами. Вода забурлила, крокодил крутанулся, и на мгновение в последних лучах заходящего солнца блеснула светлая шкура его брюха. Потом он исчез. Мгновение, и волны на воде улеглись; Нил как ни в чем не бывало продолжил свое величавое течение в сгущающихся сумерках.

Макрон еще мгновение глядел на реку, чтобы убедиться, что с Аяксом покончено. Тело онемело от шока, вызванного ужасной смертью врага. А потом от самого живота в нем забурлила злоба, обжигая ему сердце. Он стиснул зубы, мысленно прокляв богов всеми известными ему словами. Так долго преследовать Аякса, оказаться так далеко от дома, чтобы в конце концов увидеть это… Кулаки Макрона сжались, и он задрожал всем телом.

— Проклятье… Проклятье!.. Проклятье!!!

Его слова едва отразились эхом от противоположного берега, и наступила тишина. Он медленно развернулся, подобрал доспех, вышел на сушу и бегом бросился обратно в святилище, к Катону.

Эпилог

Прошло два месяца. Катон шагал вверх по дороге, ведущей к императорской вилле, расположившейся на уступе скалы на восточном краю острова Капри. Они вышли из Александрии на имперском посыльном судне, пересекли неспокойное осеннее море, прошли вдоль западного берега Италии и пристали в Остии, порту в устье Тибра. Когда они прибыли в Путеолы, на базу военного флота, им сообщили, что император Клавдий и его секретарь Нарцисс уже отбыли на зиму на Капри. Капитан посыльного судна тут же взял обратный курс, и они подошли к небольшому скалистому острову у Неаполитанского залива. Оставив Макрона в одном из трактиров в небольшой рыболовецкой деревушке на берегу, Катон направился к вилле.

Он шел, минуя многочисленные сторожевые посты, на которых дежурили бдительные солдаты преторианской гвардии, и обдумывал, как лучше доложить обо всем секретарю императора. Разгром нубийцев и смерть Аякса означали, что его дела в Египте окончены. Как только Двадцать второй легион вернулся в Мемфис, Катон и Макрон вышли из его состава и направились в Александрию. Спускались вниз по Нилу на грузовом судне, Катон всю дорогу лежал под навесом, выздоравливая после ранения. Хирург «Шакалов» зашил ему рану, и прошло много дней, прежде чем кожа и ткани срослись, оставив у него на лице огромный неровный шрам.

В Александрии губернатор с мрачным лицом выслушал двоих офицеров, доложивших об исходе боевых действий, серьезных потерях, понесенных римской армией, и разграбленных верховьях Нила. Петроний разозлился на Катона за его решение обменять Талмиса на Аякса, особенно потому, что не осталось тела гладиатора, которое можно было бы выставить на всеобщее обозрение. Но не стал предпринимать каких-либо действий против исполняющего обязанности легата. Заявил, что Катон сам ответит за принятые им решения перед чиновниками в Риме, где ему и назначат достойное наказание. Он спешно написал предварительный доклад и отправил его Нарциссу, ближайшему советнику императора, прежде чем Катон отбыл в Рим.

На протяжении всей обратной дороги настроение Катона становилось все хуже и хуже. Он страстно желал вернуться к Юлии, которая ждала его в доме ее отца в Риме, и живо представлял себе, как переступит порог и бросится в ее объятия. Но эти мысли сразу же омрачались другими, о возможной ее реакции на шрам, пересекший его лицо от лба через всю щеку.

А еще его тяготила мысль о непоправимой ошибке, сделанной им в отношении Хамеда. Его рассуждения оказались ошибочными, погиб невиновный. Макрон старался не заговаривать на эту тему и лишь пытался грубовато утешать Катона, говоря, что в кровавом хаосе войны такое всегда может случиться. Но молодой офицер никак не мог простить себя.

Он подошел к главным воротам императорской виллы, где дорога заканчивалась, доложил дежурному оптиону свое имя и звание, а также цель визита к Нарциссу.

— Подождите здесь, офицер, — сказал оптион и неторопливо пошел вверх по лестнице, ведущей к вилле. Остров обдувал холодный ветер, собирались дождевые облака. К северу холмы резко обрывались, переходя в утесы на берегу моря. Катон поглядел вдаль, в сторону бухты, где виднелись Путеолы. В сотне миль дальше по берегу была Остия, а неподалеку от нее — Рим… Юлия…